Логика сна в мистической литературе.
В предисловии ко второму тому «Песочного человека» Нила Геймана знаменитый мастер ужасов Клайв Баркер выделяет два вида фантастики, подразумевая в первую очередь, очевидно, хорроры. В первом случае автор рисует реальность, похожую на нашу, куда вторгается нечто из реальности иной. Эта иная реальность «пытается ниспровергнуть порядок вещей, однако в итоге либо приспосабливается к нему, либо им же изгоняется». На мотиве вторжения одной реальности в другую основано большинство хорроров: люди живут обычной жизнью, и тут внезапно появляется маньяк, призраки, живые мертвецы или что-нибудь похуже (водяной, хе-хе). Знакомый сценарий, неправда ли?
Второй случай гораздо интереснее. «В этих повествованиях весь мир предстает таинственным и полным сверхъестественного, — пишет Баркер. — Никакого твердого порядка вещей нет и в помине — только набор весьма относительных реальностей, по одной на каждого персонажа, притом все они зыбки, и на каждую могут влиять иные условия и состояния». Именно таковы, к примеру, «Песочный человек» Геймана, сюжетная арка «Цикл снов» Лавкрафта и Silent Hill.
Классификация Баркера вполне удачна. Можете ли вы назвать произведения, не укладывающиеся в эту схему? Я — нет. «Туман» Стивена Кинга, по которому снят фильм «Мгла», работает по естественной логике: нечто из других миров проникает в мир людей, и люди пытаются этому противостоять. Но цикл «Темная башня» того же Кинга — уже иной случай. И хотя часть персонажей там попадает из нашего мира в вымышленный мир с особой логикой, они довольно скоро принимают эту логику и начинают жить по новым правилам.
Баркер приводит в качестве примера произведений, работающих по искаженной реальности, рассказы Эдгара Алана По, но я не вполне с этим согласен. «Падение дома Ашеров», «Маска Красной Смерти», «Колодец и маятник» — о нет, везде нечто из иной реальности проникает в нашу обыденность. Никакой альтернативной логики нет и в помине. Однако По был одним из родоначальников жанра, и вряд ли тогда кто-то вообще задумывался о теории ужаса.
Совсем другое дело — Лавкрафт. Вдохновляясь, по большей части, тем же По, он элегантно совмещает оба подхода. Знаменитые «Зов Ктулху», «Тень над Иннсмутом» и другие истории об осьминогоподобной расе основаны на первом принципе: устоявшая реальность рушится под гнетом чего-то извне. Обычно в конце концов кто-то сходит с ума, и мир продолжает жить как раньше. Но при этом редко упоминающийся «Цикл снов» Лавкрафта повествует о принципиально иной, сновидческой, реальности. Там есть армия огромных кошек, там можно доплыть до Луны на корабле, там... да черт знает что там еще! Лавкрафт редко пускается в подробные описания, предпочитая оставлять простор для вашего воображения.
Где-то между двумя подходами уместился рассказ «Сны в ведьмином доме». Там и нечто из другой реальности проникает в нашу, и вроде бы оказывается, что реальность то и не наша на самом деле.
«Персонажи, населяющие его рассказы, давно уже не задаются вопросами, насколько правдоподобны все эти неимоверные отклонения от нормы, — пишет Баркер о Геймане и его «Песочном человеке». — Они родились в этом водовороте и не знают другой реальности». Нил Гейман, равно как и Лавкрафт в «Цикле снов», изобретает свою, принципиально иную, реальность. И если вдруг вы обладатель закостенелого разума, вы вряд ли сможете ее принять. Но если это не так, то вам откроется совершенно новый мир, в котором вы прежде не бывали. Большую часть событий вы рискуете не понять, но это нормально. Вы попали в другой мир, а со своим уставом в чужой монастырь не ходят. И страх вам придется познавать заново.
Альтернативную реальность мы видим каждую ночь. Кто-то, увы, не запоминает ее, просыпается и утверждает, что ничего не снилось. Но на самом деле все мы каждую ночь ходим по иным мирам со своей собственной логикой. Глупо было бы считать, что эти миры — нечто извне (разве что вы большой поклонник Кастанеды). Нет, конечно же, наши сны рисуем себе мы сами. Они живут в нас, а мы, в основном по ночам, живем в них.
Во сне мы не задумываемся о природе вещей. Когда во сне я веду машину (а в реальности я не вожу, да и прав у меня нет), то обычно делаю это как Флинстоуны: просовываю ноги в отверстия в днище и бегу. Кажется ли мне это в тот момент необычным? Вовсе нет. Именно так, согласно моей логике сна, работают машины. Нормально ли, что лифты в моей вселенной всячески видоизменяются и частенько перемещаются не по вертикали, а как им захочется? Конечно! Я принимаю все это на веру, ведь так и задумано.
Но в реальности мы обычно пропускаем все события через фильтр логики и здравого смысла. На зеленый мы идем, на красный — стоим. Шагаем ритмично и спокойно, а не прыгаем по улице подскоками. Конечно, если вдруг в нашей реальности логика мира пошатнется (скажем, собака вдруг заведет с вами философские диалоги), то вы попадете в психушку, как многие герои Лавкрафта.
Так и работают произведения, построенные на логике сна. Читатель познает абсолютно новый мир, который не подчиняется его субъективной логике, и это априори вызывает дискомфорт. Проще воспринимать такой сюжет, если и сам главный герой думает логикой читателя, противостоит извращенной (в его понимании) логике и в итоге… покоряется ей, принимает новые условия игры или сходит с ума?
Все мы давно привыкли, что зомби — это должно быть страшно. То же касается призраков, каких-нибудь отвратительных мутантов, маньяков или демонов. Некоторые из нас привыкли настолько, что восстание мертвецов и вторжение демонов превращаются в развеселое приключение, часто со стрельбой и взрывами. Но мир, где привычная логика не работает, страшен сам по себе. Он вышибает из колеи, меняет сознание и заставляет познавать страх повторно.
Использованы материалы из статьи: http://www.igromania.ru/articles/569649/Teoriya_uzhasov_logika_sna_v_igrah.htm |
